Мы с Саней сели за стол, женщины застыли у плиты.
Саня закурил.
— Саша, — позвала его Татьяна.
— Что «Саша»? — раздраженно ответил он.
— Скоро Алиса придет.
Саня посмотрел на меня. Я пожал плечами.
— Мальчишки, — Галя состроила гримасу. — Ну?.. А я вам потом налью.
Саня крякнул.
— Потом — само собой, — твердо сказал он. — Но и сейчас не помешало бы…
На улице была зима. Холод стоял собачий, но, когда мы выходили из подъезда, в нас уже разгорался влажный огонь. В моих руках была большая хозяйственная сумка. Время от времени она оживала, и становилось жутковато.
Я вдруг подумал, что Тузику, наверное, холодно там и темно. Представил себя в этой сумке. Дальше мысли застопорились.
Мы долго стояли на остановке. Саня тихо матерился.
Наконец, вдалеке показался трамвай. Он приближался неумолимо, но все же слишком медленно.
В трамвае было чуть теплее, чем на улице. Кондукторша, немолодая женщина, ходила по вагону в валенках и тулупе. На ее голове сидела меховая шапка.
Саня зло сунул ей деньги. Кондукторша равнодушно вручила билеты.
— Граждане пассажиры, оплачиваем проезд, — кричала она каждые полминуты.
Трамвай не торопясь полз по рельсам. Я смотрел в промерзшее окно.
На остановках трамвайные двери расползались, впуская добавочную порцию холода. Потом со скрежетом складывались, и движение возобновлялось.
На одной из остановок мы вышли.
— Понеси, я покурю, — я передал ношу Сане.
Ветлечебница находилась в двухэтажном здании, во дворе которого стояла ледяная горка. Мы поднялись на второй этаж. В полутемном помещении находились люди. Все были с животными. Со своей хозяйственной сумкой мы смотрелись нелепо. Будто ошиблись в поисках пункта приема стеклотары.
— Кто последний? — спросил Саня.
— Я, — недовольно сказал мужичок с овчаркой.
У нее была перевязана голова.
Я оглядел это разношерстное скопище. Все тут перемешалось — боль и страх, люди и звери, их дыхание. Здесь царило звериное ожидание, нечеловеческое, и это было настолько неестественным, какой-то насмешкой над природой, что хотелось бежать прочь. Вялые кошки сидели рядом с апатичными собаками, не обращая друг на друга никакого внимания.
— Как он там? — спросил я Саню, когда мы присели на свободные стулья.
— Не знаю, — ответил тот. — Хочешь посмотреть?
Хотелось выпить.
— Пойду куплю что-нибудь, — сказал я.
— Купи водки, — сказал Саня.
— Ладно. Куплю водки. Что еще?
— Что хочешь.
Я долго искал магазин, потом обратную дорогу. Думал, что заблудился совсем, но вдруг наткнулся на ледяную горку. Залез на нее по скользким ступеням и, решив скатиться на ногах, упал на спину, грохнув пакетом об лед.
— Где ты ходишь? — зашипел Саня, когда я появился.
— Поплутал малость.
— Водки купил?
— Нет.
— Блядь!
— Можно без мата? — встряла какая-то дама.
— Нельзя, — огрызнулся Саня.
Наконец, скинув пуховики, мы вошли в кабинет.
— Что у вас? — подошел к нам крепкий седой мужик в белом халате.
Саня молча поставил сумку на кушетку и развел замок молнии. Потом осторожно достал Тузика.
Он был мертв.
Хоронить решили на пустыре, за домами. Я не представлял, чем мы будем долбить промерзшую землю.
По дороге купили водки и, поочередно прикладываясь, пили ее в трамвае. В вагоне время от времени гас свет, и уличные фонари причудливо освещали мрак.
Я чувствовал, как меня развезло. Как-то все сразу встало на свои места. Я понимал сейчас, что нахожусь там, где нужно. И был благодарен за это всем, кто сделал так, чтобы я оказался здесь. Тому же мертвому Тузику.
О! Тузик был героем! Черт, Тузик был легендарной собакой! Кто не помнит, каким был Тузик? Ты помнишь, Саня, КАКИМ БЫЛ ОН?!
— Кто? — Саня не мог понять, что я пытался ему внушить.
Тузик. Наш Тузик. ПОМНИШЬ ТУЗИКА, САНЯ?
— Помню, помню, не ори.
Саня, Саня! Друг ты мой, Саня. Саня, ты мой друг, слышишь?
— Слышу.
Мы вышли из трамвая и зашагали вдоль домов.
Кругом были навалены сугробы, в одном месте нужно было идти по узкой тропинке. Шедший позади Саня вдруг спросил:
— А где сумка?
Я обернулся.
Сумки не было.
Саня выругался и сел прямо в снег.
Услышав далекий гул, я поднял голову.
В черном небе мигали сигнальные огни самолета.
Где-то там, среди звезд, протянулись невидимые рельсы.
В мой запой ворвался телефонный звонок.
Звонила подруга, с которой меня связывала давняя межполовая дружба.
— Собирайся, — сказала она в трубку. — Заеду через пятнадцать минут.
— Водки привези, — прохрипел я.
— Хуюшки, — и дала отбой.
Я посидел немного, потом лег, потом снова сел. Посмотрел на часы. Пятнадцать минут истекали.
Снова заверещал телефон.
— Да.
— Мы внизу. Спускайся.
Мне было плохо, но я уже знал, что скоро все кончится. Я не умру и на этот раз.
У подъезда стоял синий «фордик». Шел мелкий дождь. Задняя дверца отворилась, едва я нарисовался на крыльце.
— Ну и рожа!
Я залез в салон.
— На свою посмотри.
— Да ты хамло!
— Ладно, хочешь, станцую?
— Пожалуй, не надо. Можешь Белову поцеловать.
Подруга Марины, сидевшая рядом с ней на переднем сиденье, перекрестилась.
— Боже, Боже, Боже, — скороговоркой сказала она. — Спаси и сохрани.
Мотор завелся, и машина тронулась.
Я смотрел в окно, за которым мелькал город. Он был как живой. Кто-то кому-то смертельно надоел: то ли он мне, то ли я ему.